Caleb Robert Marion
▬▬▬ Калеб Роберт Марион ▬▬▬
25 | 130 y.o.
Bill Skarsgård

• принадлежность • | • раса и вид • | • занятость • |
одиночка
| вампир
| лечащий врач отделения экстренной медицинской помощи [по специальности: врач-реаниматолог]
|
| • • • способности и артефакты • • • |
|
• стандартный набор сил и слабостей вампира. куда же от них уже денешься, верно;
• лучше многих сородичей справляется с жаждой крови. иными словами: кровь для него не цель, а просто средство, чтобы прожить дольше. не более. да и работая врачом годами, как-то учишься не выдавать себя с головой сразу. пусть сейчас это уже и не актуально;
• из артефактов у Калеба только перстень отца, который заговорила ведьма еще много лет назад, чтобы вампир мог находиться под солнцем.
х а р а к т е р
Многие привыкли, что люди, рожденные под знаком зодиака "лев" достаточно эгоистичные люди, зацикленные на себе. Особенно мужчины. Про них говорят, что они всегда привлекают внимание. Они являются либо центром внимания, либо сидят в углу с мрачным видом, пока все присутствующие не заметят их. Так вот — прочтите это и, почти полностью, забудьте. Калеб попал в тот небольшой процент львов, которые отличаются совсем другими качествами. Он открыт для мира, его красот, веселья. Он может и странноватый с виду парень, в чем-то грубый или саркастичный, но все же добродушный. Он нежный романтик. Он искатель приключений. Ему нравится веселить людей, поддерживать их или слушать. Возможно, это последствия военной службы во времена второй мировой войны, когда тебя постоянно окружают люди. Люди, просто не могут остаться чужими после всего, через что они проходят. Или причина в том, что он уже много лет является медиком. Не найдешь контакт с пациентом — ты облажался. А может, он всегда был таким. С рождения. Причин может быть много, но факт есть факт — парень органически не переваривает одиночество и скуку.
Нет, не подумайте, конечно, что ему не всегда нужна компания, шум, гам. Порой он, как и все "люди", банально устает от этого бешеного ритма и хочется остаться и в тишине, и один на один со своими мыслями. Но надолго его обычно не хватает. Все равно наберет кого-то из друзей и предложит прошвырнуться. Или рванет в другой город на экскурсию. Или заберется на крышу и будет гулять с одной на другую, читая на ходу книгу. Вариантов — море. Он еще тот затейник.
Натура творческая и креативная. Марион любит экспериментировать. Как в профессии, пусть и оценивает риск, так и в ремонте собственного жилища. Он тот, у кого порой мысли несутся быстрее ног. Но разве это плохо? Талантливый, многогранный. Не лишен толики любви к комплиментам. Ему приятно слышать похвалу. Приятно слышать, что им восхищаются. Не то что бы у него большое эго, боже упаси вас о таком подумать, просто это придает ему сил. И понимания, что он на верном пути. Ведь все же... он лев.
Архиупрямый. Как... баран. Наверное, ему нужно было родиться Овном, но что есть, то есть. Если что-то вбилось ему в мысли//идеи, то он мир перевернет, но своего добьется. То же касается и женщин. Но в этом и сталкиваются две, казалось бы, несовместимых черты этого мужчины. Калеб — влюбчив. Для него достаточно привычное дело влюбиться в девушку с первых слов, с первой улыбки или поцелуя. Да даже с первых минут флирта, но в то же время он — верный. Он не сбежит к другой, пока не закончатся отношения с прошлой пассией. Но это не значит, что он позволит себе гадости в сторону бывшей. Он не будет изменять. Даже на время забудет про привычный флирт. Исключение может стать, разве что, необходимость использовать внушение.
Не любитель скандалов и конфликтов. Сам по себе он редко повышает голос. Еще реже — ввязывается в драку и распускает кулаки [на девушек так и вовсе руку не поднимет, как бы она себя ни вела.] Если же Калеб ругается с любимыми людьми, то чаще всего, веселый и достаточно разговорчивый парень, в такие моменты сам на себя не похож. Молчалив, мрачен. Но свои ошибки он признает. И извиниться. Для него сказать "прости меня" — не сложно. Нет, не потому, что это просто слова для него. Это не так. Просто он и правда признает, что временами дурак. И ведь исправиться. Насколько сможет.
Он —многогранный человек. И вы это поймете, когда пообщаетесь с ним. И запомните, напоследок, еще одно: если вы пьете с Марион — отберите у него телефон сразу. Потому что он, скорее всего, даже не отрубится. А вот последствия, что будут от его смс, разгребать придется всем. А ведь не только смс в его случаях опасны.
б и о г р а ф и я
Год тысяча восемьсот восемьдесят восьмой. Дерби [до статуса — "город" — поселению еще пять лет], Коннектикут. В семье местного пастора и его жены рождается ребенок. Не первенец, конечно же. Ведь в то время семьи были большими. Людными. Второму сыну, пастор Альфред Марион, дал имя — Калеб. Кроме него, в семье, еще трое детей: шестилетний мальчик по имени Кристофер, и девочки-погодки с именами Мэри и Мари. Им три. А так же мать Калеба, Джоди Марион. Совершенно обычная, но очень верующая семья. На тот момент... но, обо всем, пожалуй, по порядку?
Калеб с самых ранних лет отличался от своих сестре и брата. Рос тихим и достаточно домашним ребенком. Его не особенно интересовала улица или подвижные игры. Он не любил бегать по поселению, громко кричать, лазить по деревьям. Нет. Это было совсем не о нем. Калеб предпочитал тихие рассказы матери о волшебстве и далеких странах, что Джоди в тайне рассказывала ему. Муж не одобрял подобного. В семье была только одна вера: в бога. И молитвы тут звучали чаще, чем где бы то ни было еще. Шутка ли — отец-пастор. Но в то время спорить было не принято. А Джоди, Джоди просто видела в сыне себя. Может поэтому женщина нарушала все мыслимые и немыслимые на тот момент правила. Впрочем, сказки все же закончились. Когда в дом Марион впервые постучалась беда.
Вы ведь помните, какой сейчас год? Конец девятнадцатого века. Начало двадцатого. И пусть медицина завивается с колоссальной скоростью — оставались те, кто в нее не верил. Те, кто был готов дать своим детям умереть, но не допустить "стороннего вмешательства". Таким был и Альфред Марион. Из-за его упрямства, от гриппа [только спустя много лет Калеб поймет это — п.а], умирают девочки-погодки. Калебу было тогда только восемь. Достаточно сообразительный парень, чтобы уже понять, насколько мировоззрение отца ущербно. Ограничено. Он больше не верит в силу молитв. За что часто получает наказания, когда отказывается приходить на службу. Но это не страшит его. Мальчик даже пытается перечить отцу, начинает сбегать из дома и подолгу пропадать в доме местного врача, что пару лет назад переехал в Дерби из более большего города. Почему? Никто точно не знает. Сам же мужчина утверждал, что больше любит работать "в поле". Как бы то ни было, семья Марион дала трещину, от которой уже сложно оправиться. Джоди закрывает в своем горе, напоминая скорее тень, чем цветущую женщину. Возможно, что на фоне переживаний, она теряет еще двоих детей, не рожденных. Альфред ходит по, теперь уже, городу мрачнее тучи. Пожалуй, стоит отметить, что через полтора года после смерит Мэри и Мари он окончательно сопьется и утонет в местном водоеме. Избавив собственную семью от "божественной тирании" — именно такое название проповедям дал маленький Калеб. А еще через пару лет старший брат парня, Кристофер, вступил в армию. Да так и не вернулся. И некогда огромный, шумный и счастливый дом опустел. Остался только Калеб и его мать. И рассказы о былом.
Наверное, на этом их история так бы и закончилась, если бы не случай. Знаете, в двадцатом веке, все же не так уж и часто брали в жены вдов. Но видимо судьба решила улыбнуться Джоди. Больше, чем когда женщина выходила замуж за Альфреда. Ее второго мужа зовут Дариан. И прибыл он из другого штата. "Искал прекрасное знаешь. Новую жизнь. А нашел твою мать," — так мужчина любил повторять вечерами, когда Калеб возвращался от старого врача. Да, он все так же навещает его дом. И все больше и больше интересуется медициной. А еще, младший Марион начинает задумываться о том, что где-то за пределами Дерби есть мир. Огромный. Интересный. Волшебный, как тот мир, о котором рассказывала ему мать. Но совершенно ему не известный. Теперь он все больше донимает разговорами Дариана, что охотно делится своими рассказами. Правда ли они все, тогда Калеб не знал. Но, в отличие от многих жителей города, кто еще знал их прежнюю семью, никогда не был против того, что мать вышла замуж второй раз. Единственное, что быть может, огорчало подростка — у новообразовавшейся семьи детей не было. По сути, он так и остался единственным в семье. Единственным выжившим. Но, грех жаловаться. Отчим быстро стал ему хорошим другом и отцом. А мать расцвела, чего юноша давно не видел. А это было главное. И потому он соглашается отправиться поступать в медицинский, когда приходит время. Конец?
А вот и нет. Вы помните, Калеб когда-то задавался вопросом: насколько истории Дариана — правда? Где в них опыт, где байки, а где вымысел. Что же. Оказалось, что все это правда. Вот только узнает об этом Калеб, когда вернется домой после обучения. Ему двадцать пять. И он мог бы остаться в городе, где был университет, но Марион возвращается в родной Дерби, помня о том, что их местный доктор, уже далеко не молод. И Калеб обещал, что вернется, чтобы вновь стать его учеником, а после занять место. Но ведь речь не о докторе, не так ли. А об отчиме. Который за все те годы, что парень знал его — ни сколько не изменился. Словно застыл во времени. И это начинало вызывать подозрение у молодого врача. Особенного, когда после случайного прикосновения к запястью "отца", он вдруг осознал, что сердце бьется медленнее обычного, а кожа холоднее. Теории, предположения. Калеб мучился несколько дней. Вернее — несколько бессонных ночей, пока все же не решился спросить за обеденным столом: "ты болен?". Да, он был почти уверен, что мать и мужчина скрывают от него то, что отчим болен. Быть может умирает. Был уверен. Но к тому, что услышал в тот вечер, готов не был. Признать, Калеб решил, что родные рехнулись. Надышались, быть может, чего-то. Или съели. Или... да у него было много вариантов, но никак не абсурдное — "я вампир". Что? Серьезно? Да вы ненормальные. Калеб тогда именно так и сказал, хлопнув входной дверью. В его голове это все просто не укладывалось. Как и то, что Джози была совершенно спокойна. Неужели мать не волновало, что она живет с сумасшедшим? В итоге, в тот вечер парень напился до зеленых чертиков. И домой вернулся уже только под утро. Где и столкнулся опять с отчимом. Признаться, в тот момент юноша уже убедил себя в том, что разговор ему или приснился, или он сам двинулся и что-то не так расслышал. Но, Дариан, видимо, решил, что как и в юные годы, Калеб просто обязан доверять ему. что между ними не должно быть тайн и секретов. Тем более, что сам Марион задал вопрос. Опыт со скальпелем, очередной вопль "да ты рехнулся?" и... Калеб еще сутки не мог нормально говорить. Зато алкоголь разом улетучился из организма. И то, как рана на руке Дариана затянулась, буквально за мгновения, он будет помнить еще очень долго. Но еще дольше задаваться вопросом "как такое вообще может быть?" и "почему мать от него не сбежала?" Но постепенно и это улеглось. Вечерами они запирались в бывшем кабинете Альфреда и говорили. Говорили порой до рассвета. А после Калеб шел на практику, все еще пытаясь осознать такую простую истину: люди — не вершина творения мира. А хрупкие и слабые создания, которые живут и не знают, кто их окружает. Страшно? Немного. Волнительно? Уж точно. А еще через пару месяцев Калеб окончательно свыкся с осознанием, что его отчим — не человек. И что Джози Марион об этом знает уже давно. И приняла это. В конце концов, как честно сказал мужчина — если бы юный медик это бы не принял, то ему бы внушили просто забыть тот разговор. Все просто. Настолько, что еще через несколько месяцев Марион-младший просит его обратить. Ему двадцать пять. Но он знает, что времени никогда не бывает достаточно. Ему хочется увидеть мир. Ему хочется увидеть, какой станет медицина. А на пороге маячит первая мировая война. И можно уже ничего не успеть. А он так не хочет. Да, Калеб перестал быть мальчиком, что прячется на кухне, поближе к матери, и только слушает рассказы. Теперь он хочет сам их рассказывать. Но для этого нужна не его фантазия, а опыт. Которого может не быть, если вдруг не повезет.
Доверие ли это. Привязанность ли. А может Дариан изначально думал, что со временем Калеб может потянуть такую ношу — точного ответа нет. Но отчим соглашается. И, как оказалось, уже в третий раз предлагает и Джози разделить с ним вечность. Но женщина снова отказывается. Да, она любит своего мужа, но честно говорит о том, что в конце пути ее ждут дети, которым не так повезло. И мужчины уважают ее решение. Уважают до последнего. И восемнадцатого ноября, тысяча девятьсот тринадцатого года, жизнь Калеба Мариона обрывается. Чтобы через несколько часов начать свой новый ход. Уже в образе вампира.
С того времени, отчим стал для Калеба еще и учителем. Отчим, друг, создатель, учитель. Так много ролей. Но он многое дал парню. Учил охотиться, но не убивать. Учил жить заново, чтобы не догадались. Нашел ведьму, с которой смог договориться. И уже через неделю, после обращения, Калеб получил кольцо, что позволило ему появляться на улице вновь. И не бояться сгореть. В прямом смысле слова. Впрочем, от практики у старого врача, пришлось отказаться. Марион не был уверен, что не сорвется. Не был уверен, что мужчина не заметит извинений в молодом коллеге. Признаться, тогда он вообще ни в чем не был уверен. И если в день, когда Дариан ломал ему шею — все казалось таким правильным и нужным, то потом появились сомнения. Калебу везде мерещилось, что на него постоянно кто-то смотрит, что люди замечают. Казалось, что парень просто не справляется с ношей, что на него свалилась после. Но Джози и Дариан не оставляли его одного. А вскоре, еще и увезли в другой город. Впрочем, это было нужно и старому вампиру. Ведь он прожил в Дерби дольше обычного. И вот тут уж люди бы точно стали замечать. А потому, они продают большую часть имущества, и покидают уже не свой дом. В Дерби они вернутся только спустя семь лет. Чтобы похоронить мать Калеба рядом с родными. Сделают они это почти тайно, неплохо заплатив священнику и сторожу кладбища. Никто не должен был увидеть мужчин, что ни капли не изменились с того времени, как покинули эти земли.[/align]
что можно рассказать о жизни Калеба после обращения? Признаться, первые несколько лет он буквально доходил до отчаяния, считая, что все же ошибся. Пару раз даже порывался снять кольцо и выйти так на улицу днем. Но близкие люди поддерживали. И постепенно он в помнил, ради чего все началось. С годами оказалось, что жажду парень контролирует лучше многих сородичей. Как сказал Дариан — "возможно, это все твой характер". Парень ему поверил. Кстати, после смерти Джози они еще только паре месяцев прожили под одной крышей. А после Калеб собрал вещи и покинул создателя. Они оба понимали, что так будет правильно. Нет, они оставались на связи, но постепенно узы все же слабли. Да и каждый их них по своему переживал личную трагедию в виде смерти Джоди Марион. Теперь Калеб точно знал, что отчим, все же, очень любил его мать. Что же до самого юноши — он знал, что когда-то так будет. Медики, все же, люди немного черствые. Но они простили это друг другу. И парень начинает свое одиночное путешествие. Он неплохо запомнил правила, что передал ему Дариан: нигде не задерживаться дольше, чем на пять лет. И как можно меньше привязываться к людям.
Он переезжает из города в город. Из штата в штат. Где-то поступает в университет, снова постигая тонкости медицины, а где-то использует внушение и поступает на работу в больницу. Калебу начинает нравиться такая жизнь. Он получает от нее удовольствие. Кровь же для него не цель, а просто средство. Он хорошо знает, что будет с вампиром, если не питаться. Но старается не злоупотреблять. Самый сложный период для вампира — вторая мировая война. Тогда большинство медиков, будь они даже студентами, мобилизовали. И отказаться особенно было нельзя. Тем более, когда твое здоровье — идеально. Калеб попадает в самое пекло. И вот тут, становится главным даже не спасение жизней солдат. И не победа, к которой все стремятся. А борьба с собой. Марион никогда не был дураком. И даже его умение держаться спокойным, обуздать жажду — все равно проходит самую жесткую проверку. И кто знает, что было бы, если бы жизнь снова не столкнула его с создателем. А еще, с милой медсестрой Аннабель. Хрупкой, светловолосой девчонкой, что попала на передовую как медсестра. Они обратят ее. Вернее, обратит все также Дариан, потому что Калебу не хватит смелости. Его сомнения, его личные мотивы почти стоили раненой девчонке жизни. Нет, вы не подумайте. Вампиры не обращали каждого раненого. И не пытались лечить своей кровью каждого. Ведь если солдат умрет до того, как вся кровь вампира уйдет из его тела — на поле боя только и буду новообращенные. Но Аннабель — это другое. С ней Калеб работал бок о бок почти полгода. С ней он переживал самые страшные ночи, спасая солдат. Нет, парень не любил хорошенькую медсестру, но привязался к ней как к сестре. И когда осколок очередного снаряда почти лишил ее жизни... он почему-то спасовал. Шок ли это. Неуверенность ли. Калеб не знает до сих пор. Но Дариан взял все в свои руки. Девочка выжила. Выжила по своему. Возможно, что старый вампир просто хотел ее исцелить, но из-за сомнений Мариона просто не успел, и та умерла уже с кровью вампира. Точного ответа у них у обоих нет. Но через пару часов Анна вернулась к ним. Уже будучи вампиром, за которого они были в ответе. Они оба.
С полей сражений им тут же пришлось вернуться. Юный вампира среди стольких смертей — это просто невозможно. И они увозят Анну как можно дальше от больших городов. В глубь страны. В какую-то деревню. Калеб уже названия-то не помнит. Помнит только, что жизнь словно дала какой-то второй шанс. Он не уберег старших сестер, потому что был слишком мал. Но теперь у него появилась младшая... младшая катастрофа. Оказалось, что Анна, несмотря на весь свой ангельский облик и сострадания, что проявила в войне, обладала еще и большим числом отрицательных черт характера. По началу, даже, Марион начал думать, что это обращение на нее так повлияло. Но Дариан заверил, что дело не в нем. Оно лишь ярче раскрыло сам характер девчонки. Кстати, оказалось, что она обманула комиссию. Ей было только семнадцать, когда ее отправили на передовую. А еще, как оказалось, Аннабель была капризна, взбалмошна, упряма. И жестока. Новая, бессмертная, жизнь — ей пришлась по душе. А вот деревня — совсем нет. Девочка хотела лоска, блеска. Больших городов. Этого Калеб не понимал. Признаться, он не не проживет и пары лет с создателем и его новой подопечной. Он снова отдалится и уедет, на этот уже из страны. Во Францию, которая только-только начнет приходить в себя после войны. Что же касается Аннабель и Дариана — с ними Калеб еще столкнется. И не раз. У этих двоих окажется больше общего, чем можно было представить, а потому Анна еще не скоро станет жить или путешествовать одна. Больше предпочитает компанию создателя. Но, это их дело. А у Мариона жизнь своя.
Франция. Германия. Австрия. Мексика. И снова Франция. Калеб познавал этот мир методом проб и ошибок. Изучал языки, культуру, людей. Он все так же то поступал в медицинские университеты, то шел в больницы. Бывало, что начинал частую практику где-то за пределами больших городов. Он ни о чем не жалел. Даже о тех, с кем завязывались романы. Да, Калеб брал от жизни все. И так было всегда. что изменилось? Мир вокруг. Год две тысячи семнадцатый. Вампир вернулся в Америку несколько лет назад и обосновался в Нью-Йорке. Но как оказалось — ненадолго. Мир внезапно узнал, что состоит не только из людей разных национальностей. Признаться, вначале Марион был против подобного. Ему казалось, что это развяжет новую войну. Или просто лишит возможности жить спокойно. Но все же смирился с этим. Более того — собрал вещи и перебрался в Миднайт. Ему больше не нужно было использовать внушение, чтобы работать в больнице. Он раскрыл себя, но не жалеет об этом. А врач с многолетним стажем, что прошел даже войну — разве это плохо? Да, Калеб воспользовался "приглашением" мэра Кер-д’Алена, в штате Айдахо. И обрел здесь новый дом. Обзавелся работой, квартирой. Повстречался даже с теми, кого много лет не видел. И даже позабыл, казалось бы. Но пока его жизнь большее чем прекрасна. Но что будет дальше? Покажет время.
• связь: https://vk.com/hellhoundmadness
• • • пример поста • • •
It seems impossible for me to let this go
Feel like an animal, I'm ready to lose control
[indent]Словно на пороховой бочке. Он с Шарлоттой все время словно на грани взрыва. И даже спичек не нужно, чтобы вспыхнуло. Чтобы пожар, под названием "эмоции", что разгорается оранжево-алым обычно, поглотил все. Но самое главное — их самих. И Кроссу кажется, что так можно сойти с ума. Двинуться окончательно и бесповоротно. И крыша даже "прощай" не скажет. Просто свалит куда подальше, лишь бы не связываться с такими, как они. Идиотами, кто слишком много взяли на себя. И ведь не догадаться было, что все сложится так, когда с его губ срывалось в тот вечер: "я — Джеральд Кросс. Продюсер этих прыгающих по сцене идиотов". Шутка, конечно. Ведь он не берется за всех подряд. Только за настоящие таланты. Да еще таких, кто готов вкалывать день и ночь. Двадцать четыре на семь. Как и он сам. Кросс ненавидит лентяев. Но в тот вечер это все ушло на второй план. И даже ребята, которых он был обязан, словно нянька, пасти. Для этого есть менеджер. Но ему был просто "заказан" пусть в королевский дворец. Пришлось спасать ситуацию. И вляпаться по самое не хочу самому. С девчонкой, что свалилась в бассейн вместе с ним. С самой настоящей, черт ее возьми, принцессой. Связался же. Не остановился вовремя. И как-то незаметно, даже для самого себя, стал зависим. От ее глаз, цвета грецкого ореха. От ее улыбки, что могла уничтожить и спасти одновременно. От этих колкостей, что сейчас доводили до ярости. Парень сам виноват. Он сам выбрал ее. Из миллиарда женщин, что можно было найти во всем этом мире. Но Кросс выбрал именно британскую принцессу. А она? Сделала то же в ответ. Простого американца, что не ровня ей. Виноваты. Сами во все это ввязались. Доигрались. А вроде не дети. Должны уже были понимать, что "переспали и забыли" не всегда срабатывает. А уж если углубляться, то можно дойти и до "пока смерть не разлучит". Официально или не очень — будет не так уж и важно. Важнее то, что уже научились играть на нервах друг друга. С упоением. И как только не надоедает делать друг другу больно? Как только не устают играть в "кошки-мышки", постоянно выдергивая из рук ведущую роль. Но, Джер уже знает один из важных ответов — почему он с ней. Почему именно такая, как она. Со всеми остальными ему просто скучно. И, теряя интерес, он теряет интерес ко всему вокруг. А Шарлотт, она, умеет вдохнуть саму жизнь. И это до безумия ценно. Если, конечно, научиться принимать удары от нее. Если просто понять, что она — яд. Сладкий и губительный яд.
Take everything you need, take every part of me
Give me some room to breathe, before I lose control
[indent]На губах отражается усмешка. Лукавая. Беззлобная. Он никогда не забывает, кто перед ним. Принцесса. Безусловно. Но если Лотти ждала, что он прогнется, что перестанет быть собой — это уже ее ошибка. Ее глупая, наивная мечта. Джеральд Кросс таков, какой есть. Безбашенный ненормальный авантюрист, что выжимает по жизни больше ста и не боится разбиться. Так было и с ней. С его принцессой. — Можешь пожаловаться на меня папе, детка, — хмыкает мужчина, вновь разгоняя машину, находя в этом свое умиротворение. Наверное, не ту профессию он все же выбрал. И нужно было променять все на машину и трек. И, быть может, однажды, разбиться где-то на трассе. Чтобы десятки таблоидом обливались слезами от несправедливости мира. Такой итог его бы более чем устроил. Но Кросс вечный раб музыки. И этого тоже изменить уже невозможно. Не вытравить никакими лекарствами, ядами или огнем. Как и его к чувства к темноволосой взбалмошной девчонке, что не знает таких слов, как "нельзя" и "стоп". А может за это он ее и выбрал? Именно это и восхищало. Идти против системы. Идти против семьи. Идти против всех. Кажется, Джеру это слишком знакомо, но он, как и прежде, утаит это от нее. Тайн еще хватает между ними. Но ведь и он не пытается вытянуть из нее все. Разве нет? — И, знаешь, плевать я хотел на твой статус, — он видит часть ее отражения в зеркале заднего вида. Как меняется выражение ее личика. Что, не ожидала такого откровения? — Ты моя девушка, а все остальное мишура, которую я не выношу. Смирись, — и он коротко усмехается, окончательно откидываясь на спинку автомобильного кресла. Кажется, его отпустило. И вся та злость, что роилась иголками где-то на подкорке, растворилась в таком сладком, почти приторном "моя". Шарлотта подтвердила это. Пусть косвенно. Пусть не открытым "мы вместе". Такого не требовалось. Кросса греет брошенное "предать меня и мои чувства". Речь больше не идет о случайном увлечении. Не идет о "нам просто интересно" или "просто комфортно". Быть может он и дурак, если не понял раньше, что все это значит. Может ему пора научиться тоньше чувствовать женскую натуру. Но факт есть факт: в этом мире люди часто спят вместе только потому, что их устраивает классный секс и пьянящая свобода. А что до Джера — ему уже в печенках сидит эта свобода. И его вереница девиц, что закончилась на Валерике, которая предала. Пусть даже с Лотти он изначально не собирался встречаться. Это тоже был просто секс. Был. Пока не стало ясно, что эта девочка — его. Со всеми своими достоинствами и недостатками.
[indent]До квартиры остается не больше пятнадцати минут, когда Джер вновь слышит уже привычное "пожалеешь". Непременно пожалеет. Он даже не сомневается в обратном, но его пальцы продолжают скользить по идеально гладкой и нежной коже. Наплевав на все предупреждения. На все угрозы. Он не боится. Не боится, черт возьми, попасть в передрягу с ней. Кросс отдал ей свое сердце. Круче этого уже все равно не будет, — Сумасшедшая, — выдыхает в ее губы, не сбавляя скорость. Он знает эту дорогу наизусть. Может проехать с закрытыми глазами. А уж с ней на коленях, как в самых отвязных фильмах о гонщиках и подавно. — Отправиться в ад вместе с тобой, родная, это тоже интересная перспектива, — и он целует девушку, чьи пальцы замерли на торсе. Он чувствует их тепло даже сквозь ткань своей черной футболки. Недостаточно плотной, чтобы скрыть это. Машина входит в поворот, как по маслу, но до слуха Джера доносится оглушительный гудок чужой машины, а где-то сбоку мелькают фары. — Идите к черту, — усмехается, показав в окно средний палец, слыша отборный жаргон типичного гетто. И как таких только занесло на эту дорого. В этот район. Впрочем, плевать даже на это. Возможно, парням просто завидно, что на его коленях сидит красотка. А на их нет. И Кросс снова целует брюнетку, что даже не подумала исчезнуть с его колен, дразня безбожно. Как и всегда. И уже не столь важно, что происходит вокруг. А вот что будет дальше. Интрига еще есть. Последние метры до стояночного места кажутся ему почти вечностью, но машина послушно останавливается, словно вкопанная. И положение с "D" перемещается на "P". Они на подземной стоянке его дома. И где-то там, на высоте двадцать четвертого этажа их ждет его квартира, но... Джер даже не думает разблокировать двери, вырубая только фары. И в полумраке стоянки ее глаза кажутся мужчине почти черными. Словно у демона. Его демона. Заправляет за ухо прядь темных шелковистых волос, пользуясь тем, что девушка этого совсем не ожидала, а после прижимается губами к шее Шарлотты. В том самом месте, где совсем недавно были его пальцы. Грубые. Недостойно жестокие. — Прости, — коротко выдыхает, оставляя один за другим поцелуи на пострадавшей коже, — но ты сама меня довела. Маленькая манерная дрянь, — не злится, не пытается оскорбить, просто озвучивает факт, сменяя поцелуй немного грубым укусом. А ладони смыкаются у нее на талии, — и как я только тебя еще не убил.
- Подпись автора
